В “Rainbow”, что на бульваре Сансет в Лос Анжелесе публика не отличается терпением и пониманием. Здесь она жесткая и критичная, и пять жидких хлопков в «Raibow» равны минутной овации в бурбанковском «Бине».
Хуже всего, если ты комик. То есть – рассказываешь свои шутки этой публике. Которая почему-то не смеется.
И вообще плохо – ты берешь микрофон, и теряешь связь с действительностью. Не в том, хорошем смысле, что тебя уносит волна вдохновения, а в том, что наступает ступор и ты забыл, что взял в руки микрофон, чтобы попытаться людей посмешить...
И на десять минут ты превращаешься в предмет стёба публики – которая наполовину состоит из таких же, как ты, комиков. И мстит тебе за свои провалы.
- Ну давай, расскажи нам шутку. Ну!
Лысоватый дядька (что он здесь вообще делает?) пытается промямлить что-то слабым голосом, что-то пошлое, про презервативы в баре. Здесь вообще модно начинать с какой-нибудь шутки ниже пояса (если вообще не внутри вагины)... И подвергается такому всеобщему «фу», что одна милостивая женщина призывает фу-кающих: «Ну дайте же ему сказать!»
А «он» не говорит, он не может. Он блеет, снова ерунду, пытается установить контакт с «залом» (пятнадцать человек у барной стойки) и снова терпит крах.
У меня начинает болеть сердце (я человек эмпатичный), но десять минут отведенного времени заканчиваются и к микрофону идет гитарист. Музыкантам ведь проще, правда? Они могут спрятаться, и им совсем необязательно вызавать смех каждые тридцать секунд.
Неудавшийся комик возвращается в зал, и сидит следующие сорок минут, глядя перед собой и не шевелясь. Я говорю Ви:
- Вот сейчас он достанет револьвер и всех нас...
Домой мы уходим живыми...
