Незаметно подползло это неприятное, котороевыжигает изнутри белым огнем - так что остаются только тонкие стены. Жить во время пожара невозможно, нечем дышать. Жить после негде: вонь, копоть.

Сижу на дороге погорельцем, смотрю как холодное пламя дожирает мои внутренности.



Однажды в деревне, где живет моя бабушка, горел дом. Соседский. Соседка Валька, колкая старушка, известная своей жадностью и дурным характером, как раз в этот день поругалась с моей бабушкой. Там был длительный земельный конфликт с передвижением забора, и бабушка позвала председателя сельсовета, чтобы тот измерил владения обеих и разрешил конфликт. Права оказалась моя бабушка, председатель велел Вальке передвинуть забор обратно.

Соседка Валька очень обиделась и выразила свои мысли вслух:

- Каб жа ж у цябе, Сямёнауна (так зовут мою бабушку по отчеству), кишки павыкручвала, каб жа ж цябе халера узяла! – сыпала Валька проклятия.

Бабушка моя, вопреки разговорчивому своему характеру, решила промолчать. Правда была на ее стороне, зачем же портить карму. А вечером у Вальки случился пожар. Бабушка моя, конечно же, была тут ни при чем – пожаром стало банальное несоблюдение техники пожарной безопасности: кастрюля, оставленная на плите без присмотра, загоревшееся полотенце...

Удивительно, что тушить пожар выбежали все деревенские с ведрами. Молодые мужики даже рискнули жизнью и выкатили балон с газом, чтоб не рвануло. Бить окна и выносить через окна вещи Валька не дала – жаль было окон. И зря: уже через пятнадцать минут ни вещей, ни окон было не спасти. Хорошо, хоть корову, лошадь, свиней и кур успели вывести из многочисленных деревянных сараев (у Вальки и ее мужа было большое хозяйство – о чем свидетельствовало, например, наличие лошади).

Пожарная машина ехала долго, потому что из районного центра. У стоявшей на совхозном дворе пожарной машины по случаю жатвы (был август) был снял аккумулятор (и установлен на более используемую в борьбе за урожай технику).

Бедная Валька вспомнила, что в доме были спрятаны деньги, в том числе полученная как раз в тот день пенсия... И когда стало ясно, что ни денег, ни любимой мебели, ни вообще ничего из этого дома больше не вынесешь, у нее случилась истерика. Деревенская истерика: она начала пытаться сама войти в тот горящий дом, и двум сильным мужикам, до этого выкатывавшим балон с газом, пришлось крепко удерживать ее, бившуюся как кошку. Это называлось «кИдацца».

Потом Валька устала и смотрела на пожар тихо и безучастно, как будто бы это не безжалостное пламя жрет результаты многолетнего труда, а его, этот пожар, показывают по телевизору. «Гэта ж кино, дзетка», - так говорила мне в детстве все та же моя бабушка, Сямёнауна, когда по телевизору показывали, как расстреливали Овода.

Вот и я смотрю на свое «внутри» безучастным взором, не веря, что это происходит со мной, зная, что мой «внутрь» уже не спасти. И двум здоровым деревенским мужикам не нужно меня держать, я туда не полезу.

Дурацкое это состояние накатило на меня вчера вечером, после ничем не примечательного дня: работа, дорога домой,ужин и поездка по рутиным делам, которые здесь, в США, называют словом «errands».

Состояние это, наверное, называется депрессией – но депрессия это диагноз, болезнь, а я не хочу быть больной, поэтому я считаю, что мне просто плохо.